Сайт посвящен великому мыслителю
Лого сайта swamivivekananda.ru Лого сайта swamivivekananda.ru
Свами Вивекананда

X. Уход

Старый верный друг опередил его. Севье умер 28 октября в Гималаях, в Ашраме, им построенном. Вивекананда узнал об этом по возвращении. Он предчувствовал это на обратном пути. Не тратя времени на отдых в Белуре, он телеграфирует в Майявати, что отправляется в Ашрам. В это время года доступ на Гималаи был труден, опасен, особенно для человека в том состоянии, в котором находился Вивекананда. Необходимо было четыре дня идти по снегам, а зима в этот год выдалась особенно суровая. Не дожидаясь даже, чтобы собрались кули, необходимые носильщики, он отправляется с двумя своими монахами, и посланная из Ашрама охрана застает его в пути; но среди падающего снега, туманов и облаков он едва идет, он задыхается, его спутники в тревоге, с трудом переносят его в монастырь Майявати. Он прибывает сюда 3 января 1901 года и, несмотря на радость и волнение, которые он испытал от свидания с г-жой Севье, от сознания, что сделано порученное им дело, от созерцания прекрасного Ашрама, высящегося на снежных горах, он не может оставаться здесь долее пятнадцати дней; его душит астма; малейшее физическое усилие приводит его в изнеможение. "Мое тело кончено", - говорит он. А ведь 13 января отпраздновано всего только тридцать восемь лет со дня его рождения!.. Но дух его по-прежнему силен!<<235>>  В этом ашраме адвайты, посвященном, согласно его желанию, лишь созерцанию Абсолютного, он находит залу, предназначенную для культа Рамакришны. И он, страстный ученик Рамакришны, который никогда не проявлял по отношению к своему учителю более полного поклонения, чем в эти последние годы, - он негодует на этот культ, кощунственный в подобном месте. Он с горячностью напоминает, что никакая дуалистическая религиозная слабость не должна иметь доступа в это святилище, посвященное высочайшему духовному монизму<<236>>.

Лихорадка, гнавшая его сюда, вновь гонит его обратно. Ничто не может удержать его. Он покидает Майявати 18 января, четыре дня едет верхом по снегам, по скользким обрывам и возвращается в свой монастырь в Белуре 24 января<<237>>.

Если не считать последнего паломничества, в обществе матери, к святым местам восточной Бенгалии и Ассама - в Дакку, в Шиллонг<<238>>, - откуда он возвращается в изнеможении, ему предстоит выехать из Белура еще лишь для короткого путешествия в Бенарес в начале 1902 года. Великое странствие его жизни закончено...

- Не все ли равно, - говорит он гордо.- Я дал достаточно на полторы тысячи лет.

* * *

Он занимает в монастыре большую комнату во втором этаже - там много воздуха, три двери, четыре окна...<<239>>

"Передо мной широкая река (Ганг) играет в ослепительных лучах солнца. Проплывает лодка, нарушает молчание, весла бороздят воду... Все - зелень и золото, трава - как бархат...<<240>>

Он ведет деревенскую свято-буколическую жизнь францисканского монаха. Он работает в саду, в конюшне. Его, как и аскета Сакунталы, окружают любимые животные: собака Багха, коза Ганзи, маленький козленок Матру, с ошейником из колокольчиков, с которым он бегает и играет, словно ребенок; антилопа, журавль, утки и гуси, коровы и овцы<<241>>. Он идет, как в экстазе, напевая своим прекрасным голосом, нежным и глубоким, или твердя отдельные слова, заполонившие его мысль, не замечая, как идут часы.

Но он может быть также великим настоятелем, с твердой рукой, который, несмотря на свои страдания, почти ежедневно до самой смерти руководит в монастыре занятиями по ведантизму, учит послушников приемам размышления; внушает работникам дух мужественной веры в себя; он строго следит за дисциплиной и за чистотой, вырабатывает распорядок на каждую неделю, каждый день вплотную наблюдает за всеми текущими делами; и ни одна небрежность не ускользает от взгляда хозяина<<242>>.

Он поддерживает вокруг себя героическую атмосферу, Неопалимую купину духа, где всегда присутствует Господь. Видя, как монахи идут на молитву, он говорит им, посреди двора, под деревом:

"Куда вы идете искать Брахмана?.. Брахман никогда не пробуждается в том, кто не имеет уважения к себе... Он во всех, ощутимо. Здесь, именно здесь, видимый Брахман. Позор тем, кто, пренебрегая видимым Брахманом, направляет свой дух на другие предметы. Брахман здесь, перед вами, столь же ощутимый, как плод в руке. Разве вы не можете его видеть? Здесь, здесь, здесь Брахман!.."

И голос его так повелителен, что все они испытывают как бы удар. Более четверти часа они остаются пригвожденными к месту, точно оглушенные. И нужно, чтоб Вивекананда сказал им наконец:

- А теперь возвращайтесь к вашей молитве. Идите!<<243>>

Однако болезнь его прогрессирует. Диабет переходит в водянку: ноги больного пухнут, и некоторые части тела получают повышенную чувствительность. Сон почти исчез. Врач хочет запретить ему всякое усилие. Его заставляют следовать тяжелому режиму: ему нельзя выпить ни одной капли воды. Он подчиняется этому со стоическим терпением. В течение двадцати одного дня он не выпьет более ни капли воды, даже когда будет полоскать рот. Он дал обет...

"Тело - только маска духа. Дух повелевает, тело повинуется. Сейчас я даже не думаю о воде, не ощущаю в ней недостатка... Я вижу, нет ничего такого, чего бы я не мог выполнить".

Болезнь руководителя не должна, однако, мешать не только работе монастыря, но и его праздникам. Он хочет, чтоб они справлялись пышно, согласно ритуалу. Ибо этот свободный дух, не боящийся поднять шум, когда дело идет о социальных реформах, оскорбляющих бесчеловечную правоверность ханжей<<244>>, питает нежное почтение к легендарной поэзии красивых обрядов, которые поддерживают в простых сердцах верующих источник живой веры<<245>>.

Таким образом были великолепно ознаменованы: в октябре 1901 года великий праздник Дурджа Пуйя - поклонения Матери<<246>>, национальный праздник Бенгалии, соответствующий нашему Рождеству, полный радости благоуханной осени, когда все мирятся, обмениваются подарками, и монастырь в течение трех дней кормил сотни бедных; в феврале 1902 года праздник Рамакришны, собравший в Белур более трех тысяч паломников. Но Свами, вынужденный оставаться в комнате из-за опухоли ног и лихорадки, из окна смотрел на пляски - самкиртаны, утешал ученика, который ухаживал за ним и плакал; и один со своими воспоминаниями, он вновь переживал прошедшие дни у ног учителя, в Дакшинесваре.

Ему была еще суждена большая радость. Его посетил знаменитый гость: Окакура<<247>>. Он приехал с японским настоятелем буддийского монастыря Ода и пригласил его на будущий Конгресс религий. Встреча их была трогательной. Оба почувствовали свое родство.

- Мы, - сказал Вивекананда, - два брата, которые обретают друг друга, придя из самых противоположных далей<<248>>.

Окакура попросил Вивекананду сопровождать его к развалинам Бходгайи, с которыми связаны священные воспоминания. И Вивекананда, пользуясь несколькими неделями облегчения от своей болезни, согласился, чтоб в последний раз увидеть Бенарес<<249>>.

Его беседы, его планы и пожелания, относящиеся к этому последнему году, были тщательно собраны его учениками. Он был все время занят вопросами возрождения Индии. И два проекта, наиболее близких его сердцу, были - основание в Калькутте ведической школы, где видные профессора преподавали бы древнюю арийскую культуру и санскритскую науку, и женский монастырь, аналогичный монастырю в Белуре на берегах Ганга, под руководством "Святой Матери" (вдовы Рамакришны).

Но его истинное духовное завещание - в его сокровенных мыслях, которые он от избытка сердца высказал однажды в беседах с сантальскими рабочими<<250>>. Это были бедняки, которые работали в матхе, копая землю. Вивекананда любил их; он присоединялся к их группе, говорил, вызывая их на разговор, плакал, слушая, как просто они рассказывали о своей нищете. Однажды он устроил для них целый пир и сказал им:

- Вы - Нарайяна. Сегодня я накормил Нарайяну...

Затем, вернувшись к своим ученикам, он сказал им:

- Посмотрите, какое простое сердце у этих неграмотных бедняков. Сумели бы вы помочь им в их нищете? А если нет, для чего носите вы гарруа (платье цвета охры саньяси)?.. Иногда я говорю себе: для чего строить монастыри? Почему бы не продать их и не раздать деньги бедным, нуждающимся Нарайянам? Какой нам нужен очаг, нам, кому должна служить приютом древесная сень? Увы! Как у нас может хватать духу подносить кусок ко рту, когда у наших соотечественников не хватает на пищу и одежду? Неужели никогда для них не будет воздаяния?.. Вы знаете, что одной из моих целей, когда я отправился проповедовать на Запад, было - прийти на помощь несчастным нашей страны. Когда я вижу их нужду, я думаю: бросим все эти сказки религии, раковины, в которые трубят, колокола, в которые звонят, факелы, которыми размахивают перед изображением божества. Бросим всю ученую гордость Шастры, и все эти садханы, чтобы достигнуть самого мукти! Будем ходить из деревни в деревню и посвятим нашу жизнь служению бедным! Силою нашего характера, нашего разума и нашей суровой жизни убедим богатых в их обязанностях по отношению к массам!.. Увы, никто в нашей стране не думает о смиренных, о бедных, о несчастных! Те, кто являются хребтом нации, те, чей труд дает пищу всем, те, кому достаточно было бы перестать работать на один только день, чтобы в городе поднялся вопль отчаяния, - где человек, в котором они вызывали бы сочувствие, который разделял бы их радости и их страдания?.. Посмотрите, как из-за отсутствия сочувствия со стороны индусов тысячи париев принимают христианство в президентстве Мадрас! Их толкает не одно только мучение голода, но и отсутствие внимания с вашей стороны. Вы только и твердите им все время: "Не трогайте меня!.. Не трогайте того, другого!" Разве в этой стране не сохранилось ни унции братского чувства, дхарма? Осталась только одна "неприкасаемость...": "Не трогайте меня!.." Прогоните прочь, одним ударом ноги, все эти унизительные обычаи! О! как я хотел бы разрушить границы "неприкасаемости" и, соединив всех, идти, восклицая: "Придите все бедные и обездоленные, придите все, кого попирают ногами! Мы - едины, во имя Рамакришны". Если их не удастся поднять, Великая Мать (Индия) никогда не пробудится!.. На что мы годимся, если не можем им помочь, накормить и одеть их? Увы! Они не знают путей этого мира, и они не могут заработать себе на жизнь, хотя трудятся день и ночь. Соедините все ваши силы, чтоб снять пелену с их глаз! Что я вижу ясно, как день, это - что и во мне, и в них - один и тот же Брахман, один Шакти. Есть лишь разница в степени, в их проявлении... Видели ли вы когда-либо во всей истории мира, чтоб страна могла расти и развиваться, если ее кровообращение не совершается равномерно по всему телу? Знайте: никакое великое действие не может быть выполнено телом, у которого парализован хотя бы один член...

Когда один из учеников-мирян указывал на трудность установления в Индии единства и гармонии, Вивекананда с раздражением ответил ему:

"Не приходите сюда, если какое-либо дело кажется вам слишком трудным! Милостью Господа все становится легко выполнимым. Ваш долг - служить несчастным и бедным, без различия каст и верований. Для чего вам задумываться о плодах ваших деяний? Ваш долг - продолжать работать; и все устроится со временем... Вы все - просвещенные юноши, вы считаете себя моими учениками... Скажите же мне: что вы сделали? Неужели вы не можете отрешиться от одной только жизни ради любви к ближнему? Отложите на будущую жизнь чтение Веданты и размышление! Пусть тело, находящееся здесь, служит другим! И тогда я буду знать, что вы не напрасно приходили ко мне!"

И немного позднее он говорит:

"После такого долгого tapasya (аскезы) я узнал, что высочайшая истина следующая: Он присутствует во всех существах. Все являются лишь его многообразными формами. Бесполезно искать другого Бога. Богу поклоняется лишь тот, кто служит всем существам!"

Великая мысль показывается в своей наготе. Как заходящее солнце, она выходит из-за облаков, прежде чем исчезнуть. Она сияет: Равенство всех людей. Равенство всех существ, всех детей одного Бога, всех, носящих в себе одного Бога. И другого Бога нет! Кто хочет служить Богу, пусть служит людям! И в первую очередь - самым смиренным, самым бедным, самым покинутым! Разбейте все преграды! На эту бесчеловечную "неприкасаемость", которая проявлялась в более жестоких внешних формах в Индии, но присуща не одной только Индии (ибо лицемерие Европы создало своих париев, соприкосновения с которыми оно избегает) - ответьте простертыми руками и восклицанием из "Оды к Радости":

"Братья!.."

Ученики Вивекананды повиновались призыву. Миссия Рамакришны не переставала с тех пор приходить на помощь бедным, людям, стоящим вне каст<<251>>, и в особенности она берет под свое покровительство Санталов, которых ее Свами, умирая, поручил ей.

Другой принял факел из рук того, кто восклицал: "Придите вы все, бедные и обездоленные! Придите те, кого попирают ногами! Мы - едины!"

И он возобновил святую борьбу, чтоб возвратить тем, до кого даже нельзя дотрагиваться, их права и их достоинства - М. К. Ганди!

* * *

Его великая гордость признала тщету гордости. Умирающий познал теперь истинное величие - величие малых: "героическая смиренная жизнь"<<252>>.

"По мере того как я старею, - сказал он Ниведите, - я все более и более ищу величия в малых вещах. В высоком положении кто угодно может быть великим. Даже трус станет храбрым, если он на виду: мир на него смотрит! Все более и более истинное величие представляется мне в образе червячка, который делает свое дело молча и постоянно, из часа в час, из минуты в минуту!"

Он видел приближение смерти взглядом верным и точным. Он призвал всех своих учеников, даже тех, которые находились за морями. Его спокойствие вводило их в заблуждение: они полагали, что он проживет еще года три или четыре, тогда как он знал, что это - канун ухода. Он не высказывал никаких сожалений о том, что должен передать свое дело в другие руки:

"Как часто, - говорил он, - человек губил своих учеников тем, что постоянно оставался с ними!"

Ему казалось необходимым уйти, чтоб они могли сами свободно развиваться. С тех пор он уже не соглашался высказывать какое-либо мнение о современных вопросах:

"Я не могу больше, - говорил он, - входить в эти дела. Я уже в пути".

В последний день, в пятницу 4 июля 1902 года, он был более бодр и весел, чем когда-либо за много лет. Он встал очень рано. Он пошел в часовню и, вопреки своему обыкновению все открывать, закрыл все окна и запер на задвижки двери. Он размышлял один, от восьми до одиннадцати часов утра. Когда он вышел во двор, лицо его преобразилось, он говорил сам с собою и пел свой прекрасный гимн Кали. Он с аппетитом принимал пищу в кругу учеников. Почти сразу после этого он три часа занимался с послушниками санскритом и был полон жизни и одушевления. Затем он пошел с Преманандой гулять по дороге к Белуру и прошел более двух миль; он говорил о своем проекте ведической школы и говорил об изучении Вед:

- Это убьет суеверия.

Пришел вечер. Он вел последнюю дружескую беседу со своими монахами. Он говорил о величии и падении народов. Он сказал:

- Индия бессмертна, если она будет настойчиво искать Бога. Но, если она займется политикой и социальной борьбой, - она умрет<<253>>.

Семь часов... Монастырский колокол прозвонил к Арати (молитве). Он вернулся в свою комнату, некоторое время созерцал Ганг и отослал бывшего с ним послушника, прося, чтоб его не тревожили в его размышлении. Через сорок пять минут он призвал своих монахов, попросил открыть все окна, спокойно растянулся на полу и остался неподвижным, лежа на левом боку. Все думали, что он размышляет. Через час он повернулся, глубоко вздохнул - молчание на несколько секунд - глаза закатились, взгляд обращен внутрь себя, - новый глубокий вздох... И молчание навеки.

"У него, - сказал послушник, - было немного крови в ноздрях, на губах и на глазах".

Похоже на то, что он отошел в добровольном Кундалини Шакти<<254>>, великом последнем экстазе, который Рамакришна разрешил ему лишь тогда, когда его дело будет завершено<<255>>.

Ему было тридцать девять лет<<256>>.

На другой день его, как и Рамакришну, отнесли на костер на плечах его братьев-саньяси, среди победных кликов.

И я мысленно слышу, как бы на триумфе Рамнада, хоры из Иуды Маккавея, приветствующие мощного атлета и его последнюю битву.