Джняна-йога. Майя и свобода.
"Мы приходим, влача за собой облака славы", – говорит поэт. Не может быть, однако, спора, что далеко не все мы приходим в облаках славы, а многие приносят с собой только черные туманы. Да и приходим-то мы не по желанию, а присылаемся сюда, как бы на поле битвы, чтобы сражаться. Прихотям с плачем, хотим или нет, чтобы как умеем, завоевать себе выход, проложить путь через бесконечное пространство, и подвигаемся вперед, пока не придет смерть и не унесет нас с поля битвы, – кто знает, – победителями или побежденными. Это – майя.
Надеждой переполнено детское сердце. В отрытых глазах ребенка мир представляется золотым видением; выше своей воли для него нет ничего. Увы, с каждым шагом вперед, природа, подобно несокрушимой стене, преграждает ему дальнейший путь. Он может бросаться на нее без конца, стараясь пробиться; но, в течение всей жизни, чем больше подвигается вперед, тем дальше отходит от него идеал, пока не наступит смерть, которая, может быть, и будет освобождением. И это – майя.
Вот человек науки. Он жаждет знания. Никакая жертва для него не велика, никакая борьба не кажется безнадежной. Он подвигается вперед, открывая один секрет природы за другим, раскрывая тайны самых глубочайших недр природы. А для чего? К чему все это? Почему мы венчаем его славой? За что он приобретает известность? Разве природа не бесконечно больше, чем может знать кто-нибудь из нас, человеческих существ? Но, – скажете вы – природа тупа и бесчувственна. Зачем же подделывать тупое и бесчувственное? – Природа может бросать громовые стрелы любой величины и на любое расстояние. А если человек в состоянии подделать ничтожную частицу этого, мы осыпаем его похвалами, прославляя до небес. Но почему? Почему мы должны хвалить его за подделку природы, которую сами называем тупой и бесчувственной? Сила притяжения может разрывать на куски величайшие массы, и все-таки она неразумна. В чем же слава подделывать неразумное? А мы все-таки все стремимся к этому. И это – майя.
Чувства увлекают за собой человеческую душу. Человек ищет счастья там, где его нельзя найти. В течение бесконечного числа веков, нас учат, что все это ничтожно и напрасно, но мы никак не можем усвоить этого; да этому научиться и невозможно иначе, как на собственном опыте. Мы делаем попытки, но получаем взамен удары. Научит ли хоть это нас? Нет, и это не научит. Подобно мотыльку, бросающемуся в пламя, мы снова и снова бросаемся к нашим чувствам, в надежде найти в них какое-нибудь удовольствие: снова и снова возвращаемся к ним с обновленной энергией, и так продолжаем до тех пор, пока не умрем, искалеченные и обманутые. И это майя.
То же и с нашим разумом. Пытаясь разрешить тайны вселенной, мы не можем перестать спрашивать; мы должны дойти до того, чтобы не оставалось ничего неизвестного. Но, сделав несколько шагов, наталкиваемся на стену безначального и бесконечного времени, через которую не можем перебраться. Несколько шагов дальше, и перед нами стена безграничного пространства, которую нельзя перейти. И все заключено в непреложные границы причин и следствий, выхода из которых нет. Все же мы делаем усилия, должны их делать. И это майя! При каждом дыхании, при каждом биении нашего сердца и при каждом нашем движении мы думаем, что свободны, и в тот же самый момент видим, что не свободны, что мы – связанные природой рабы, что наше тело и ум, все наши мысли и все наши чувства, все сковано. И это – майя.
Никогда еще не было матери, которая бы; не думала, что ее дитя гений, самый необыкновенный ребенок, какой только когда-либо был рожден. Она страстно любит свое дитя. Вся ее душа в нем. Дитя растет и становится пьяницей и грубым животным и, может быть, дурно обращается со своей матерью. Но чем хуже его обращение, тем больше растет ее любовь к нему. Мир хвалит мать за бескорыстие, мало думая о том, что она просто раба от рождения и не может помочь себе. Она тысячу раз сбросила бы с себя эту цепь, но не может, и увенчивает ее венком из цветов, называя любовью. И это – майя.
Таковы мы все в этом мире. Однажды Нарада сказал Кришне: "Господи, покажи мне майю". Прошло несколько дней, и Кришна предложил Нараде совершить с ним путешествие в пустыню. Пройдя несколько миль, он сказал: "Нарада, я хочу пить; не можешь ли принести мне воды? " "Подожди немного; я пойду достану ее". И Нарада ушел. Неподалеку была деревня; он вошел в нее и постучал в одну дверь. Она открылась, и на пороге показалась прекрасная молодая девушка. При виде нее, он тотчас забыл, что его учитель ждет воды и, может быть, умирает от жажды; забыл все и стал болтать с девушкой. Весь этот день он не вернулся к учителю. На следующий день опять был в том же доме и болтал с девушкой. Разговоры перешли в любовь. Он просил отца девушки выдать ее за него; они поженились и имели детей. Так прошло двенадцать лет. Его тесть умер; он наследовал его имущество и жил очень счастливо в своем доме, окруженный женой, детьми, полями, скотом и проч. Но вот случилось наводнение. Однажды ночью река поднялась, вышла из берегов и затопила всю деревню. Дома начали рушиться, люди и животные тонули и все уносилось стремительным потоком. Нарада должен был бежать. Одной рукой он вел жену, другой одного из детей; второй ребенок сидел у него на плечах. Так он пытался перейти в брод страшный разлив.
Течение оказалось, однако, слишком сильным и едва он сделал несколько шагов, как ребенок, сидевший у него на плечах, упал, и его унесло. Нарада испустил крик отчаяния и, стараясь спасти этого ребенка, выпустил из руки того, которого вел; и этот тоже погиб. Наконец, его жена, которую он изо всей силы прижал к себе, чтобы спасти хоть ее, была оторвана от него потоком, и он один был выброшен на берег. С рыданиями упал он на землю и горько жаловался. Как вдруг почувствовал легкое прикосновение и услышал: "Где же вода, дитя мое? Ты ушел, ведь, чтобы принести мне воды, и я жду тебя уже около получаca". – Полчаса? В эти полчаса он пережил целых двенадцать лет и столько событий! – И это майя. Так или иначе, мы все в ней. Это положение вещей в высшей степени сложное и трудное для понимания. Что же оно показывает? Нечто очень ужасное, что проповедовали во всех странах, чему учили везде и чему верили только немногие, потому что, не испытав себя, ему нельзя поверить.
Приходит всеобщий мститель, время, и ничего не остается. Он проглатывает грех и грешника, короля и крестьянина, красавца и урода, и не оставляет ничего. Все стремится к одной цели разрушению. Наше знание, наши искусства, науки, – все стремится к одному концу всего, к уничтожению. Ничто не может остановить этого стремления, никто не в состоянии повернуть его назад, хотя бы на мгновение. Мы можем стараться забыться, подобно тому, как люди в пораженном чумой городе пробовали создать забвение в пьянстве, танцах и других развлечениях. Все мы также стараемся делать то же. Но разрушение не прекращается. Как же выйти из этого тягостного положения?
Предлагалось два совета. Один, самый обыкновенный, всем известный следующий: "Да, все это верно: но не думайте об этом. Убирайте сено, пока светит солнце, как говорит пословица. Пользуйтесь теми немногими удовольствиями, какие вам доступны, делайте что можете, не обращайте внимания на отрицательную сторону картины и смотрите только на положительную, обещающую надежду". В этом есть доля правды, но и большая опасность. Правда в том, что таким образом у нас останется побудительная причина к деятельности: надежда и положительный идеал всегда служат в жизни хорошим побуждением. Опасность же та, что в какой-нибудь день вы прекратите в отчаянии борьбу, как это может случиться с каждым, кто говорит: "Берите мир, как он есть, сидите смирно и по возможности удобно и довольствуйтесь своей нищетой, а, получая удары, говорите, что это не удары, а цветы, и, когда вас будут тащить, как раба, утверждайте, что вы свободны. Говорите эту ложь денно и нощно другим и собственной душе, так как это единственная возможность жить". Это называется житейской мудростью, и никогда ее не было в мире больше, чем в девятнадцатом столетии, потому что никогда раньше удары судьбы не были более чувствительны, чем в настоящее время, никогда соперничество не было острее и никогда люди не были так жестоки к своим ближним, как теперь. Вот почему утешение и предлагается. Теперь оно рекомендуется особенно настойчиво, хотя всегда и оказывается несостоятельным. Мы не можем скрыть падаль под розами; долго это не удается, так как розы скоро пропадают и падаль обнаруживается в еще худшем виде. Так бывает и с жизнью: мы можем стараться прикрыть ее гноящиеся язвы золотыми одеждами, но наступит день, когда эта одежда распахнется, и язва обнаружится во всем ее безобразии. Неужели же нет никакой надежды? Верно, что мы все рабы майи, что все родились в майе и живем в маце; – но разве нет из нее выхода? Что все мы несчастны, что этот мир настоящая тюрьма, что даже так называемая "увлекательная красота", ум и интеллект – только тюрьмы, – все это истины, известные уже много веков. Не было ни одной человеческой души, которая бы по временам не чувствовала этого, сколько бы ни говорили противного. Старые люди чувствуют это сильнее, потому что в них накопился опыт всей жизни и они не так легко могут быть обмануты природой. Ложь майи не в состоянии их сильно обмануть. Что же в таком случае? Неужели нет даже надежды! Мы знаем, что при всех этих фактах, среди горестей и страданий, даже в этом мире, где жизнь и смерть синонимы, даже здесь, через все века, – в каждой стране и в каждом сердце звучит Голос: "Эта Моя майя божественна, она происходит от качеств, и перейти ее очень трудно. Но тех, кто пришли ко Мне, Я сделаю способными переплыть реку жизни"... "Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас." Этот Голос слышится, когда кажется, что все потеряно, когда надежда улетает, когда расчеты на свои силы разбиты, когда все, кажется, ускользает и жизнь становится безнадежной развалиной. Тогда он слышится, и это называется религией. С одной стороны, таким образом, имеется смелое, полное надежд приглашение убедиться, что настоящая жизнь бессмыслица, что она майя, и что из майи нет выхода. С другой стороны, наши практические люди говорят нам: "Не ломайте себе голову над всяким вздором, вроде религии и метафизики, живите здесь, внизу. Этот мир, конечно, скверен, но берите из него лучшее, что можете". Говоря прямо, это значит, – "ведите жизнь лицемера, жизнь лжи и постоянного обмана, скрывая насколько можете ее бедствия. Накладывайте одну заплату на другую, пока все не будет потеряно, и ваш ум не станет массой лохмотьев". Это то, что называется практическим взглядом на жизнь. Но позвольте вам сказать, что те, которые удовлетворяются лохмотьями, никогда не приходят к религии. Религия начинается со страшной неудовлетворенности настоящим положением вещей и нашей собственной жизнью, с ненависти, напряженной ненависти ко всякого рода лохмотьям, с беспредельного отвращения к обману и лжи. Только тот может быть религиозным, кто смеет открыто сказать то, что сказал великий Будда, сидя под деревом Бо, когда ему тоже пришла эта практическая идея, когда, открыв суетность мира и не находя еще выхода из него, он почувствовал искушение отказаться от искания истины и вернуться назад, к прежней жизни обмана, к называнию вещей ложными именами, к обманыванию себя и других. Но он был гигант, победил искушение и сказал: – "Лучше смерть, чем растительная жизнь невежды; лучше умереть на поле битвы, чем вести жизнь потерпевшего поражение". Эти слова основа религии. Когда человек примет такое решение, он на верном пути, на пути к Богу. Такое решение – первая побудительная причина стать религиозным. "Я хочу прорубить себе дорогу к познанию истины через преграждающую ее скалу, или потерять жизнь в поисках ее, потому что на этой стороне всякая надежда познать истину с каждым днем больше и больше исчезает". Вчерашний, прекрасный, полный надежд юноша сегодня стал опытным мужем и знает, что все наши надежды, радости и наслаждения умрут, как цвет при завтрашнем морозе; на той же стороне прелесть победы над всем злом жизни, и даже над самой жизнью, и возможность стать победителем вселенной. Поэтому те, кто осмеливается делать попытки одержать победу, овладеть истиной, религией, те – на верном пути. Это то, что проповедуют Веды – "Не отчаивайся! Путь очень труден. Идти по нему то же, что идти по лезвию бритвы. И все же не отчаивайся. Проснись, встань, и найди идеал, найди цель"!
Все разные проявления религии, в какой бы форме они не явились человечеству, имеют вообще одно главное основание проповедь свободы, проповедь выхода из этого мира. Они никогда не имеют в виду примирить мир и религию, но рассекают гордиев узел и устанавливают религию на своем собственном идеале, а не на компромиссе между ей и миром. Это проповедует всякая религия, и задача Веданты заключается в том, чтобы согласовать все их стремления, найти общее основание как высочайшей, так и самой низшей из них. То, что мы называем высочайшей философией, все имеет один общий отправной пункт, – стремление найти средство выйти из этого мира. Большинство их указывает, что средство это заключается в помощи кого-то, кто вне этой материальной вселенной, кто сам не связан законами природы, одним словом, кто свободен. Несмотря на все трудности и различие мнений относительно природы этого свободного деятеля, – так как были бесконечные споры, Бог ли это, или не Бог, личный ли это Бог, т.е., разумное существо подобное человеку, и, если да, то следует ли его считать мужского, женского или среднего рода, – несмотря на почти безнадежные противоречия, мы все-таки во всех различных системах находим золотую нить единства, проходящую через них. В нашей философии эта золотая нить прослежена и мало-помалу открыта нашим взорам. Первый шаг этого исследования состоял в обнаружении общего всем религиям основания – в открытии, что все религии представляют условие к достижению свободы.
Удивительная вещь, что среди всех наших радостей и печалей, нашей борьбы и затруднений, мы думаем, что настойчиво идем к свободе. Был поставлен практический вопрос: "Что такое эта вселенная? Откуда она явилась, куда идет?" Ответ дан такой: "В свободе она возникла, в свободе остается и в свободу, после долгого существования, растворится". От этой странной идеи вы не можете отделаться: ваши собственные действия, самая ваша жизнь были бы спутаны без идеи о свободе, без мысли, что мы свободны. Каждый момент природа доказывает нам, что мы рабы, а не свободны; но одновременно у нас является идея: "А все же я свободен". На каждом шагу майя сбивает нас, так сказать, с ног и показывает, что мы связаны, но одновременно с этим ударом, с чувством, что мы связаны, является другое чувство, что мы свободны. Что-то внутри нас уверяет нас, что мы свободны. В осуществлении этой свободы, в ее проявлении, мы встречаем почти неодолимые затруднения и, несмотря на это, что-то внутри настаивает: "Я свободен! Я свободен!" И если вы исследуете все религии мира, принимая религию не в самом узком смысле, то найдете везде идею, что человек свободен. Вся жизнь общества также состоит в провозглашении принципа свободы, и все волнения и перевороты в нем всегда представляют собой стремление к осуществлению этого принципа. Каждый, – знает ли он о том, или нет, слышал Голос, который объявляет: "Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные". Может быть, не на одном и том же языке и не в той же форме речи, но так или иначе этот Голос, призывающий нас к свободе, всегда был с нами. Мы родились с этим Голосом и он составляет побудительную причину всех наших действий, и все мы стремимся к свободе, все следуем этому Голосу, сознаем мы это или нет. Подобно деревенским детям, привлекаемым играющим на волынке музыкантом, мы все, сами того не сознавая, увлекаемся музыкой этого Голоса. Почему мы нравственны, как не потому, что должны следовать этому Голосу? И не только человеческая душа, но все, от самого низшего атома до самого великого человека, слышит этот Голос и стремится следовать ему. Мы видим всех их в этой борьбе, соединяющимися с другими, сталкивающими других с их пути, соперничающими и содействующими друг другу. В этой борьбе – жизнь со всеми ее радостями, стремлениями, страданиями и удовольствиями, а также и смерть. Вся вселенная, как мы ее видим, не что иное, как результат безумного стремления отвечать на этот Голос. Это то, что мы в действительности делаем, и в этом цель природы.
Что же от этого происходит? Как только вы услышали Голос и поняли его призыв, все видимое изменяется. Тот мир, который раньше был ужасным полем битвы майи, теперь стал чем-то другим, чем-то лучшим, более прекрасным. Нам уже нет надобности проклинать природу, говорить, что мир ужасен, что все тщетно: нечего больше жаловаться и плакать. Как только мы услышали этот Голос, для нас стала понятна причина всей этой борьбы, всех этих схваток, соперничества, жестокости, всех этих радостей и удовольствий; мы увидели, что все это в порядке вещей, потому что посредством него мы создаем себе путь к этому Голосу, которым призываемся, сознаем ли это, или нет. Вся человеческая жизнь, таким образом, есть стремление проявить свободу. Вся природа, включая и само солнце, землю, вращающуюся вокруг солнца, и луну, вращающуюся вокруг земли, – есть движение к этой цели. "Ради этой цели сияет солнце и луна; для этой цели дуют ветры и гремит гром, для той же цели бродит неслышными шагами смерть". Все одинаково стремится к ней. К ней идет святой и грешник, щедрый благотворитель и самый низкий скряга, величайший деятель, кругом сеющий добро, и отъявленный лентяй; и никто из них не может остановиться. Один оступается на этом пути чаще, чем другой, и его мы называем слабым, другой – реже, – это человек сильный. Хорошее и дурное не две разные вещи, но одно и то же, и разница между ними не в роде, а только в степени. Итак, если деятельность всей вселенной только проявление силы свободы, то, применяя это заключение к предмету нашего специального исследования религии, находим, что вся религия состоит также из одного утверждения свободы. Возьмем самую низшую форму религии, в которой поклоняются предкам или жестоким и свирепым богам. Чему обязана происхождением идея о почитании этих богов и предков? Мысли, что они выше природы и не связаны, подобно нам, майей. Понятие о природе людей, чтущих таких богов, конечно, очень слабое и их боги обладают свойствами, соответствующими такому понятию. Человек не может пройти сквозь стену комнаты, не может более как на секунду отделиться от земли, летать по воздуху и принимать другой вид: боги же, которым поклоняется грубый человек, могут проходить сквозь стены, летать по воздуху и изменять свой вид. В философском смысле это значит, что они выше природы, как ее знает поклоняющийся, т.е., эти способности указывают на их свободу. У тех, кто поклоняется более высоким существам, мы находим то же самое утверждение свободы. По мере того, как взгляд на природу расширяется, расширяется также и понятие о душе, и мы приходим к тому, что называется монотеизмом, где мы имеем майю, или эту природу, и также кого-то, кто выше всей майи и кто дает нам надежду освободиться от нее. Там, где впервые появляются монотеистические идеи, начинается Веданта.
Философия Веданты требует дальнейших разъяснений. Она говорит, что идея о Душе высшей, чем майя и независимой от нее, о Том, Кто влечет нас к себе, и к Кому мы все вырабатываем себе путь, – что идея эта очень хороша, но что понятие о Нем, хотя прямо и не противоречит разуму, недостаточно ясно, что представление о Нем туманно и темно. Последователь Веданты хочет того, о чем говорит ваш гимн: "Ближе к Тебе, мой Боже!" Этот гимн вполне подходит к Ведантисту, только он изменил бы в нем одно слово и сказал бы: "Ближе ко мне, мой Боже!" Цель очень далекая, находящаяся вне природы и влекущая всех нас к себе, переносится, не делаясь менее возвышенной, все ближе и ближе, пока не окажется совсем около нас: Бог в небе становится Богом в природе, Бог в природе – Богом внутри храма, в нашем теле; Бог, живущий в этом храме, становится самим храмом, и Тот, Кого мудрецы искали во всех этих местах, становится душой и телом человека, откуда и исходят последние слова, могущие научить нас. Веданта говорит, что Голос, который вы слышали, говорил правду, но вы ошибались в направлении, по которому он доходил до вас. Тот идеал свободы, о котором вы слышали, верен, но вы думали, что он находится вне вас, и в этом была ваша ошибка. Переносите его все ближе и ближе к себе, пока не увидите, что он всегда был внутри вас, был сущностью вашего Я. Свобода была вашей собственной природой, и майя никогда в действительности не связывала вас. Природа никогда не имела над вами власти. Как испуганное дитя, вы думали, что она душит вас, и освобождение от нее было вашей целью.
Но мы должны не только понимать эту свободу умом, но ощущать ее гораздо более определенно, чем воспринимаем этот мир. Тогда мы будем свободны. Тогда, и только тогда, исчезнут все недоумения, будут успокоены все тревоги сердца и исправлены все заблуждения: тогда исчезнет иллюзия множественности, и природа и майя, вместо того, чтобы быть ужасными безнадежными грезами, как теперь, – станут прекрасными, и наша земля из настоящей тюрьмы превратится в театральную сцену. Все опасности, помехи и страдания будут как бы обожествленными и обнаружат свою истинную природу, находящуюся в скрытом состоянии позади всего и составляющую сущность всех вещей, то Одно, которое все они представляют, и которое есть Он, мое собственное истинное Я.
Читать далее > АСОЛЮТ И ПРОЯВЛЕНИЕ